Нам пришлось наблюдать, как со скрипом сменились века, как толпа пожирала тускнеющую благодать. Нас отцы наделили защитою от дурака, чтоб умели лавировать и поворачивать вспять.
Мы бродили вслепую, искали хороших людей. Но искали не там и не те улыбались в ответ. И увязнув по горло в нахлынувшей белиберде, мы отчаянно строили свой заводной драндулет.
Разгребая досужие сплетни, наливая семь раз по последней, без раздумий: "А как мы там движемся вплавь или вброд", принимаем былое наследье, словно плод поедаем запретный. Поколение двадцатилетних - весёлый народ.
Нам исполнилось двадцать, и остановились часы. В золотой шестерне у кукушки застряла нога. И теперь не упомнишь, куда нас таскали такси, по священной земле, по раздетой стране донага.
Разгребая досужие сплетни, наливая семь раз по последней, без раздумий: "А как мы там движемся вплавь или вброд", принимаем былое наследье, словно входим в трамвай без билета. Поколение двадцатилетних - весёлый народ.
Мы ломаем трухлявые стены и строим дома. Мы не прячем мозолей под кожей на светский манер. И обходимся мы безо всякого рода дарма, и без манны небесной, и без музыкальных фанер.
Разгребая досужие сплетни, наливая семь раз по последней, без раздумий: "А как мы там движемся вплавь или вброд", принимаем былое наследье, словно плод поедаем запретный. Поколение двадцатилетних - весёлый народ.
